Гардемарин Ру (часть 2)

                                            Гардемарин Ру

                                                                                         Окончание

     Около года назад, в дортуарах зашел разговор об истории древних времен. Кадеты горячо спори­ли, строго говоря, о том, что давно утонуло в Лете; спорили о происхождении русского народа и его жизни до Рюрика. Ясно было только одно, что русские жили на своей земле и до «призвания варягов княжити», а что же было раньше этого? Говорили вполне правильно, что первоисточники русской ис­тории далеко неполные и неубедительные, что уже Ломоносов опровергал их и что, по сохранившим­ся записям, древнегреческие купцы за тысячу лет до Рождества Христова вели торговлю со скифа­ми, киммерийцами и др., которые населяли европей­скую часть современной России. Ру в это время играл в шахматы, изредка поглядывая с улыбкой на спорящих.

     - Чего ты улыбаешься? - спросил его один из спорщиков. - Разве я не прав? Ты сам какого мнения?

     - Ты спрашиваешь мое мнение? - ответил Ру. - Оно не согласно ни с одной стороной; всё, что

тут было сказано - не верно.

     - А что же верно?

     Ру ответил не сразу, он несколько секунд гля­дел на шахматную доску, двинул какую-то фигуру и посмотрел куда-то в пространство. Кадет терпели­во ждал ответа.

     - Мне кажется, что, как не называйте доисто­рические племена русских: анты или словены, не столь уж важно. Важно то, что русские испокон ве­ков жили на своей земле.

     Он опять промолчал немного и продолжал, чуть-чуть прищурив глаза, как будто что-то при­поминая: - Сто тысяч лет тому назад... А, может быть и больше, как я полагаю... был всемирный потоп. Конечно, это не был потоп «сорок дней и сорок ночей», а нечто большее: на землю упал гро­мадный кусок распавшейся планеты, некогда обе­гавшей Солнце, как и Земля. Она когда-то жила между Марсом и Юпитером. Упал этот кусок где-то на севере Атлантического океана и его воды хлы­нули на русские равнины, бывшие до этого в об­ласти теплого пояса. Жившие там наши предки были смыты. А потом ударили страшные морозы, поползли льды. Единицы, чудом уцелевшие от ги­гантской волны и голода, уже в новых условиях на­рождали наше поколение. В опустошенных местах, в пещерах, лишенные всего, что было у них рань­ше, они расселились по Скандинавии, западной Ев­ропе, где смешались с южанами и превратились, наконец: в России в русских, а на Западе в те на­родности, которые мы видим сейчас. Поверьте, что даже на берегах Рейна люди говорили на древне­русском языке!

     - Новая гипотеза величайшего исследователя Ру,  - сказал с насмешкой один из слушавших.

     - Жаль, что никто не может парировать, т. к. ни у тебя, ни у кого бы то ни было нет никаких данных об этом.

     Он покровительственно похлопал Ру по плечу и отошел прочь.

     - Откуда ты все это взял, - спросил другой кадет, игравший с Ру в шахматы. - Ты что-нибудь читал об этом?

     - Что и где я мог прочитать, если ни у кого нет никаких данных? Но я мог бы написать прав­дивую историю о России за тысячи лет до построй­ки египетских пирамид.

     - Как? Откуда у тебя данные об этом? Ты жил в то время?

     Ру таинственно улыбнулся, да так и застыл с этой улыбкой, уставившись окаменелым взглядом на шахматную доску. Глаза его медленно прищури­вались, как будто он что-то вспоминал или думал о чем-то далеком-далеком. Ею партнеру стало жут­ко. Он не решался прервать молчание. Ему даже по­казалось, что над головой Ру засветился очень бледный фосфорический свет.

     - Ру!! - крикнул он весь подавшись вперед. - Тот поднял голову и ласково посмотрел на то­варища.

     - Чего ты испугался? - сказал он. - Я заду­мался о... том, как Чигорин разыгрывал концовки партий... У него, я помню, была, как будто, такая же комбинация, как сейчас у нас...

     - Ты, кажется, никогда не врешь?

     - Кажется. - И оба они расхохотались. С тех пор еще больше стали гардемарины  подозревать Ру в каком-то таинственном его происхождении, а другие, утверждавшие, что и  они  видели таинст­венный фосфорический свет вокруг головы Ру, в тот момент твердо в этом были уверены. Возмож­но, что они и были правы, т.к. в дортуаре свет от потолочной лампы не был особенно ярок, настоль­ная же лампа, что стояла на шахматном столике, как-то странно освещала лицо Ру. По крайней мере так объясняли это явление противники  признания за ним чего-то сверх естественного. Они не видели даже этого и в том, что незадолго до такого «сия­ния» произошел следующий случай:

     Идя по улице с двумя товарищами, Ру фило­софствовал. Он говорил, что человек - стадное жи­вотное и всегда стремится к обществу, к содружест­ву, и всё же всю свою жизнь он остается без под­линного друга, и для многих нежелательным чле­ном общества. Вдруг послышались выстрелы... Как потом выяснилось, было ограбление банка. Бан­диты убили стражника и полицейского, и один из них, преследуемый погоней, мчался по улице на­встречу идущим гардемаринам. Они увидели, как бандит, размахивая револьвером и отстреливаясь, быстро приближался к ним. Прохожие в страхе ша­рахались в стороны, прятались, где было можно, ложились под дома. Ру быстро вышел на середину улицы, как раз наперерез бежавшему на него бан­диту. Гардемарины бросились к Ру, который спо­койно стоял и, казалось, ждал выстрела, которым бандит легко мог уложить его на месте. Но, опять совершилось чудо - бандит, как вкопанный, оста­новился перед Ру и бессильно опустил револьвер. Секунды две они напряженно смотрели в глаза друг другу, потом Ру, как у ребенка, взял из его рук револьвер и спросил: - Что ты сделал?

     Тот с жаром стал что-то говорить по-персид­ски (он оказался персом). К удивлению товарищей, Ру тоже стал разговаривать с ним по-персидски, но тут подоспели полицейские, забрали перса, и Ру отдал им его револьвер. В нем было еще три не­использованных патрона.

     Этот поступок так был ошеломляющ, что пуб­лика провожала гардемарин несколько кварталов, выражая cвое восхищение.

     После учебного плавания, за месяц до произ­водства в офицеры, Редькин взял Ру под руку и отвел в сторону.

     - Мне надо с тобой серьёзно поговорить, - сказал он.

     Они вышли во двор и Редькин рассказал ужас­ную новость: вчера он сделал предложение Вале, в которую он действительно был влюблен без ума и за которой долго ухаживал. Ему казалось, что его внимание к ней не безуспешно, так как она не от­вергала его подарков, бывала с ним приветлива, хо­тя и сдержанна в обществе, а вчера, вдруг, сказала, что любит какого-то Юлия де-Врезе, сына секрета­ря французского посла и, наверное, вскоре выйдет за него замуж.

     - Если это случится, то я, черт знает, что могу сделать, - закончил Павлик. - Ру засмеялся:

     - Уж не уйти ли в монастырь? Будь мужчиной. Экая большая беда, что она хочет повенчаться с другим! Вокруг тебя невест с добрый десяток! Толь­ко выбирай.

     - О, нет! Или она, или никто!... Я безрассудно ее люблю и моя мечта - жениться на ней. Я ду­маю об этом уже три года... Ты видишь, что я го­тов на всё, - горячился Редькин.

     - Вижу, что ты, действительно, безрассуден.

     - Тебе всё смешки, - вспылив, перебил его несчастный. - Клянусь Богом, что если она...

     - Подожди!, - внезапно строго приказал ему Ру, и тот мгновенно замолчал. - Что же ей в тебе не нравится? Ты красивей и умней де-Врезе.

     - Не нравится мое имя и фамилия: я - Павлик... Что такое Павлик?.. Мольчишка. А Юлий, всё  равно, что Юлий  Цезарь!..  Историческая  лич­ность. И Редькин!! Что это за сельскохозяйствен­ная  фамилия? Ей стыдно быть мадам Редькиной, а вот де-Врезе, - шикарно!

     Ру хохотал до истерики. Глядя на него, рас­смеялся и Павлик.

     - Из-за такой глупой красавицы даже жаль тратить время на разговоры. Постарайся о ней боль­ше не думать и поскорее забыть. Присматривай се­бе другую.

     - Никогда!.. Любовь - страшная сила и я весь в ее власти. Ты помогал многим и во многом совсем чужим, просто знакомым, а мне, своему за­кадычному другу, ни одного раза... Помоги хоть теперь, когда мы уже расстаемся  и разъезжаемся на разные суда! - На глазах Редькина заблестели слезы: было видно, что он страдает не на шутку.

     - Так я помогу те6е, - сказал Ру. - Если хочешь, ты перестанешь ее любить и даже возне­навидишь.

     - Нет! Нет! Нет!.. Что ты? Я прокляну тебя, если ты только хоть раз еще подумаешь об этом. Ведь ты сам, как будто любишь.

     - И не люблю, и не влюблен, а только интере­суюсь ее переживаниями. Жаль, что ты не можешь чувствовать то, что чувствует Валя, да и читать ее мысли, когда беседуешь с ней. Это очень интересно.

     - Всё равно, Ру, помоги мне.

     - Помочь не могу, так как это дело личной веры и чувства, причем сформировавшихся на глу­боких эмоциях психики, а посоветовать могу. Мо­жешь ли ты дать мне честное слово, что в течение 10 лет никогда ее не обидишь и не изменишь ей?

     Редькин клятвенно поднял свою правую  руку:

     - Клянусь! И даю честное слово на 50 лет!

     - Не надо этого, так как биологически не все позвоночные хищные, млекопитающиеся животные - единобрачны. Кроме того, ты ничего не знаешь, что произойдет даже через 10 лет... Так вот, когда ты  пойдешь к ней еще раз, купи хороший букет красных роз и подари их ей, а во время обычной беседы скажи: - Вот эти розы - моя любовь к вам, они долго, долго будут такими же, как сейчас и  будут вас радовать. Это  верная  примета. А кто дарит цветы  не от любящего   сердца, они вянут па другой же день. Я приду к вам через месяц и если вы и тогда не согласитесь быть моей женой, тогда я  покорюсь вашей  воле. - Понял?

     Павлик недоверчиво посмотрел на Ру, но не возразил: он слепо верил своему другу.

     На следующий же день он купил букет пунцовых роз и поехал к возлюбленной. Он знал, что в успех каждого дела надо прежде всего верить, а потом находить правильные методы его осущест­вления. Последнее уже - техника. Метод осущест­вления ему преподал Ру, который всегда говорил, что никакая техника, т.е. материя, без духа, т.е. ве­ры, ничего не сделает, и приводил слова непобеди­мого А. В. Суворова: «Ставьте всегда дух выше формы и ваша победа обеспечена.»

     Редькин легко заставил себя поверить в вол­шебную силу роз, в чем ему помогала любовь и надежда на успех. Валя встретила его холоднее обычного, уже не как возможного жениха, а просто, как знакомого, но букет приняла и, как показалось Павлику, лед ее встречи стал понемногу таять. Они сидели в гостиной недолго, но всё же он успел сказать ей символическую фразу, добавив, что ему дорога ее будущность, которую он создаст ей, пол­ной счастья и радости. Уходя, он заметил, что она была ласковей с ним. Она сказала, что ждет его через две недели в это же время.

     - Кстати, ..... добавила она шутя, указывая на чудный букет на камине: - Вот этот букет принес мне вчера месье Юлий. Теперь я буду ждать ре­зультата по вашему пророчеству.

     А ее мать заметила, что и в ее время судили об искренности чувств точно так же - по цветам.

     Через две недели, уже после производства, по­лучив назначение на миноносец Балтийского флота, Редькин, в новом мундире, пришел к Вале. Ее не было дома. Мать любезно провела его в зал и, как никогда прежде, сыпала любезностями. Указывая! на его букет роз, рассказала, что все поражаются такой сохранности цветов, а в то же время букеты всех других лиц увядали уже через три дня.

     - Удивительно! Наш мир создан так, что не только, человек, но даже и бездушные вещи имеют свою судьбу! - И сама заговорила о его предло­жении Вале:

     - Моя Валюта изменила свое решение и по­няла, что счастливая семейная жизнь ни в коем сейчас не зависит от красивой фамилии, или от знат­ного рода, а, кроме того, мы - русские, и замужест­во с иностранцем никому не нравится.

     Пришла Валя, и Редькин, ободренный разго­вором с мамашей, сразу же повторил свое предло­жение:

     - Валечка, наши цветы живут, не увядая. Вы видите, что я люблю вас, и тут, в присутствии ва­шей мамы, я прошу вашей руки, прошу быть моей женой.

     Валя зарделась, как маков цвет, а мама взяла его и ее руки и соединила вместе.

     - Я очень счастлива, - сказала она. - Для Вали это очень хорошая  партия и я с радостью отдаю вам свою дочь. Любите ее и не обижайте. Она очень чуткая и нежная девушка.        Слезинки скатились по щекам матери.

     - Ну  поцелуйтесь же!  - Павлик обнял де­вушку и несколько раз поцеловал в щеки и губы. Она слабо отвечала. Растроганная мать оставила их наедине.

     - Я еще не слышал вашего слова, - сказал, волнуясь, Павлик, всё еще держа ее руку. - Вы со­гласны быть моей женой?

     Потупя взор, Валя подтвердила: - Да, конечно. С тех пор, как я увидала ваши неувядающие цветы, я как-то сразу полюбила вас, Я понимаю, что все это странно и может быть весьма наивно, но я твердо поверила в силу вашего чувства.

     Дело заключалось, конечно, не в цветах, кото­рые всё еще были свежими, как будто только что сорванными. Говорят, что это было простым вну­шением на расстоянии.

     День свадьбы, по особому разрешению, был ускорен. Две трети реверса за Павлика внес его отец, а Ру дал остальное, что также привело в не­доумение многих: откуда у Ру могла быть такая сумма, когда он сам занимал у товарищей несколь­ко рублей для вечеринок в складчину. Никто никог­да ему денег не присылал; родственников у него не было и ни в каком банке он не имел текущего сче­та.

     Свадьба удалась на славу. Было много ново­испеченных офицеров, духовой оркестр, и гости щедро одарили молодых подарками. Только Ру пришел без подарка. Это он объяснил своим незна­нием обычая.

     - Как нибудь, после, я подарю ему что-нибудь для хозяйства, - оправдывался он перед гостями.

     - Нет, - отвечали  ему, - дорого яичко к Красному дню. Важно сделать подарок сейчас, а не когда-то после.

     Павлик защищал его, не придавая никакого значения такой оплошности: - Он так много сде­лал для меня. Подарок его не обязателен.

     Ру оторвал от своего нового мундира пугови­цу и, подавая ее Павлику, сказал:

     - Ну вот, возьми. Это - амулет. Когда в жиз­ни у тебя случится несчастье или серьёзное затруд­нение, приложи эту пуговицу к сердцу и помолись с верой. Бог даст тебе то, что ты разумно Его по­просишь.

     Все гости весело рассмеялись и всю свадьбу, где надо и не надо, высмеивали «амулет», мол, если у гардемарин и кадет существует обычай дарить пуговицу своего мундира любимой девушке, то не как амулет, а только как сувенир.

     Одна пышная знатная дама, соклассница Валиной мамы по институту благородных девиц, не­сколько раз пыталась побеседовать с Ру на ок­культные темы, т.к. очень интересовалась всем та­инственным. Наконец, ей удалось задать ему вопрос так, чтобы его никто, кроме Ру, не слышал.

     - Правда ли, мой друг, что наш новобрачный обещал вам никогда не изменять Вале и поэтому ето цветы не вяли? А если он всё-таки когда-нибудь ей изменит, то что может быть?

     Ру не ожидал, что Павлик расскажет об этом кому-нибудь и немного смутился.

     -  Думаю, что точно так же ничего не произой­дет, как ничего не было и после ваших обещаний вашему супругу.

     - Вы - грубиян! Как вы смеете говорить мне такие дерзости? - вспылила дама.

     -  Я ответил только на ваш вопрос, мой друг. Дама резко отвернулась и отошла. Жаль, что

она не видела взгляда Ру, которым он провожал ее, пока она не вышла из комнаты.

     В общем же свадьба прошла весело. Молодые рано уехали на свою квартиру, а гости пировали до утра. Через несколько дней  Ру уехал в Кронштадт, где стоял его миноносец.

     Связь с товарищами-однокашниками сразу пре­кратилась. Письма приходили редко, да и писал-то, можно сказать, один Редькин. Кстати, сообщал он, что амулет оказался самым ценным подарком: его жена всегда страдала мигренью, доводившей ее ча­сто до отчаяния, но с тех пор, как она, не находя от боли никакого спасения, приложила к виску его пуговицу, сразу же боль утихла, и с тех пор не по­вторялась ни разу. «Вера твоя спасет тебя!» - за­кончил он это письмо любимой фразой Ру из Евангелия.

                                                                                   * * *

     Разговоры о «чудесах» Ру велись уже далеко за пределами России. И Государь заинтересовался личностью молодого офицера, когда ему доложи­ли, что неведомыми чарами тот делает недозволен­ные вещи, а главное, в кают-компании позволил се­бе утверждать, что теория Чарльза Дарвина безу­словно права: никакого Адама с Евой никогда не было. Больше того: на вопрос - считает ли он истиной грехопадение первых людей в существо­вавшем раю, ответил, что в дикие времена, в ди­кой Азии, дикие азиаты только и могли создать та­кие версии. Император рассмеялся после того, как всё это изложил ему министр Двора.

     Это удивительно! - сказал государь. - Доло­жите мне, когда Ру вернется из плавания, я хочу его видеть. Когда же поедет в Кронштадт офицер для поручений, скажите ему, чтобы он повидал Ру и спросил его, - имеет ли он что-нибудь сказать мне, и если ему нужны деньги, то выдайте тысячу рублей.

     Разговор офицера состоялся как раз накануне отплытия флотилии. Взволнованный Ру сказал офи­церу: - Будьте любезны передать Егo Император­скому Величеству мою искреннюю благодарность за все его заботы обо мне, но денег мне не надо. Я хотел бы, чтобы вы только предупредили Госуда­ря: в октябре он будет возвращаться в Петербург - пусть будет осторожен и не едет семнадцатого октября.

     - А что может быть?

     - Несчастный случай.

     Офицер строго, почти зверем, смотрел на Ру, который отвечал невозмутимым взглядом. Насту­пила пауза. Наконец офицер возмутился:

     - Вы не пророк, чтобы говорить такие, весьма рискованные веши, надо иметь неопровержимые данные.Они у вас есть?

     - Безусловно есть, господин штабс-капитан.

     - Какие же?

     Ру ответил ему не сразу и медленно потирал лоб пальцами левой руки.

     - Мой сон. Сегодня мне снилось крушение императорского поезда.

     Офицер улыбнулся. - Ну, знаете, это не до­казательство. Мало ли какая ерунда временами снит­ся. Страшен сон, да милостив Бог! Будем верить, что ничего этого не случится, - сказал он и про­тянул руку. - Желаю вам счастливого плавания!

     Когда об этом разговоре передали государю, тот поднял брови и, помолчав несколько долгих секунд, промолвил: - Никому не говорите о та­ком предсказании. Забудьте всё это. Я не могу не верить Ру, но снам я не верю, а тем более чужим. Он просто не хотел сказать правды и выдумал уверт­ку - вещий сон. Во всяком случае, будет очень ин­тересно проверить его пророчество.

     Всем известно, что предсказание сбылось. Ру сказал правду: 17-го октября 1888 года поезд, в ко­тором ехал император со всей своей семьей, потер­пел крушение невдалеке от станции Борки. Можно верить или не верить, но то что вся семья импера­тора и он сам остались целы и невредимы, произо­шло, безусловно, не без воли Ру.

                                                                             * * *

     Русская флотилия из двух миноносцев и од­ного крейсера пересекала в середине апреля сле­дующего года экватор, Утро было ясное и океан спокоен, недаром он носил имя «Тихого океана».

В кают-компании, за завтраком, место Ру было свободно: он почему-то отсутствовал. Капитан по­слал узнать причину его отсутствия и все как-то сразу затихли в ожидании возвращения посыльного. Тот, вскоре вернувшись, доложил, что Ру в сво­ей каюте лежит мертв. Сразу же все бросились туда. Ру, одетый в парадную форму, ровно лежал на своей койке. Легкая улыбка застыла на его губах. Казалось, он спал. Судовой врач констатировал смерть от разрыва сердца.

     - Это что-то невероятное! - говорил капитан. - В расцвете сил и здоровья, ни на что не жало­вавшийся Ру, никак не мог умереть. Вчера еще вече­ром он весело шутил… А сегодня… Вот, господа офицеры, как несо­вершенен человек!

     - Никак нет, господин капитан: он не был человеком, - это был ангел во плоти, и он не умер, а вернулся в рай.

     - А если он и был человеком, - добавил мич­ман, - то он был совершенным человеком, каким будут люди, может быть, через десятки тысяч лет.

     Капитан только пожал плечами. Вскоре, при всех воинских почестях, тело Ру было опущено в океан.

                                                                                                       Вл. Дордополо